Теоретическая физика — самый сложный профиль физфака ТГУ, и студенты-теоретики всегда считали себя «белой костью» факультета, да и науки в целом. Как считает выпускник ФФ Юрий Лирмак, если ты пройдешь эту «пытку» учебой, то получишь неоспоримое конкурентное преимущество мозга. Как ему удалось применять на практике теоретическую физику и как наука помогла вырастить «клыки бизнесмена» — в специальном проекте Tomsk.ru и ТГУ «Университет без границ».
Причина, по которой я выбрал физику, проста: мне не нравилась окружающая среда. Я учился в деревне Воробьи в Калужской области, жил в военном городке — мой отец был военный. От этой серой действительности хотелось как-то сбежать. Поэтому я хотел заниматься не просто физикой, а астрофизикой — сбежать надо было не только из Воробьев, но и с Земли…
Отец у меня был очень талантливый инженер микроэлектроники, изобретатель. Можете себе представить, еще в 1969 году сделал электрическое пианино! Сам сидел строгал клавишы, сам писал всю математику, нужную для формирования звуков… Однажды, увидев его за работой, я подошел и спросил: «Откуда взял детали?» — «С работы!» — «Принеси в два раза больше и сделай два!». Вот разные типы людей: глубокий профессионал и человек, который больше способен организовывать процессы…
Когда пришло время поступать в университет, наша семья жила под Москвой, в Серпухове. Я хотел заниматься физикой на высшей уровне и стремился в Московский университет, но был дефективный для этого — во-первых, иногородний (а в МГУ старались не брать иногородних), во-вторых, все-таки недостаточно хороший физик. Не принимали и ребят гораздо более сильных, чем я.
…На выходе с физфака МГУ нас, не прошедших отбор, уже ждали рекрутеры из регионов: они всегда охотились за теми, кто пытался поступить в лучшие вузы страны. Точно также поймали и меня. Помню, за столиком на улице стоял Владимир Михайлович Вымятнин, доцент физфака ТГУ. Идея с Томском мне в принципе понравилась – хотелось уехать подальше от родителей, чтобы они не влияли на меня и не мешали развиваться. Я только спросил: «А есть ли у вас в университете ядерная физика?». Владимир Михайлович, не моргнув глазом, ответил: «Конечно же, есть!». Теоретической ядерной физики на серьезном уровне тут, конечно же, не оказалось, а инженерной я не интересовался (она была на ФТФ и в ТПИ), но это уже не важно: я нисколько не жалею, что приехал в Томск. Лет через семь я уже сам отправился в Москву заманивать абитуриентов.
Помню первое впечатление о Томском университете: я вышел на остановке и не понял, где он находится. Потому что увидел лес (Университетскую рощу). А в моем понимании университет – это что-то вроде звездолета МГУ. Эти символы на самом деле очень важны для неокрепших умов, которым я был… Но этот «неокрепший ум» достаточно легко сдал вступительные экзамены: задачи, на которые давалось четыре часа, я решил за 20 минут, но легкость поступления вовсе не означает легкость учебы.
В одном из моих любимых советских фильмов «Кин-дза-дза» есть шикарная фраза «Общество без цветовой дифференциации штанов лишено стимулов к развитию». Я пошел на самую сложную специальность – теоретическую физику. У меня были иллюзии, что я очень умный, кроме того, сохранялись иллюзии, что теоретическая физика поможет понять тайны мироздания… Наша группа считалась самой крутой на факультете (я, правда, по своим способностям был почти с краю самого. Те, кто были слабее меня, вообще отчислялись… ). Ведь самое сложное, что можно познать в нашей науке – это именно теоретическая физика, она сложнее, чем большинство разделов экспериментальной физики, в которой нужны совсем другие таланты, в том числе организационные. Однажды я подошел к «коллеге»-экспериментатору, он толчет в ступке какой-то порошок. Спрашиваю: «Что делаешь?» – «Курсовую». Мне стало смешно: для меня курсовая – это сложные формулы… Но прошло много времени, и тот студент, который тогда мне показался смешным, занялся восстановлением деталей чехословацких тепловозов, уже не выпускавшихся. Когда я стал ближе к бизнесу, начал такие практические вещи безмерно уважать…
Но эта спесь нас все-таки двигала, была стимулом к развитию – ты должен марку держать!
У Синатры в песне “New York” есть фраза:
And if I can make it there
I’m gonna make it anywhere
Если ты прошел через теоретическую физику (и разделы математики, которые ее обслуживают), остальное для мозга не будет проблемой. Ты постиг то, чего другие просто не могут. Хотя все это было жутко тяжело, особенно такие разделы, как тензорный анализ или теория групп, да и функциональный анализ мне не очень хорошо давался. Но если ты через это перейдешь, ты уже совершенно другой. Это как пытку вынести. Ты знаешь свой предел…
Во время обучения на ФФ я встретил своего друга Сергея Уогинтаса, который уже на втором курсе знал английский намного лучше всех преподавателей-лингвистов. Сергей и сейчас, думаю, знает язык лучше всех в Томске, хотя никогда за границей не был. Именно физики-теоретики «пристрастили» меня к английскому. В этой среде считалось неприличным не интересоваться языком, мировыми событиями. Одновременно со мной на факультете учились уникальные ребята, сегодняшние легенды – Сергей Кетов, Сергей Одинцов, Илья Шапиро, Семен Ляхович, Борис Лохвицкий. И я должен был соответствовать. С волками жить – по волчьи выть! Пришлось, помимо теоретической физики, освоить и английский…
На фоне этих умников я, конечно, в науке выглядел очень посредственно. Но несмотря на то, что познания природы у меня никогда не были глубокими, как у серьезного физика, я успел «нахвататься» определенных вещей и применять их на практике (а применять на практике теоретическую физику – это не каждому дано!). Нашел себя в пересечении между квантовой механикой и квантовой химией – там, где менеджмент уже начинал играть огромную роль. Я работал под руководством Анны Федоровны Терпуговой. С ней мы сотрудничали с лабораторией химии редкоземельных элементов (позднее я там работал), занимались так называемой хоздоговорной деятельностью, то есть зарабатывали деньги, еще и публиковали научные статьи вместе с химиками. Например, у нас были задачи по поиску полезных ископаемых по сопутствующим газам. А как-то даже сделали исследование (очень захотелось!) про отрыв ОН-группы от молекулы спирта для того, чтобы по пробам воздуха понять, что где-то здесь варят самогон… Или, например, однажды к нам обратился очень интересный человек, который попросил посчитать полную энергию молекулы воды в зависимости от длин связи и угла между ними. Только вот конфигураций таких было 10 тысяч, а я не умел переписывать программы, которые привозили из Москвы, и мне пришлось воспользоваться навыками программирования другого физика, моего друга Сергея Судакова (кстати, он сейчас прекрасно программирует и зарабатывает на этом хорошо). Из выпускников физфака ТГУ программисты получаются лучше, чем из профильных вузов! Потому что у них есть конкурентное преимущество мозга. То есть я больше был организатором процесса: уже тогда вылезали мои клыки как бизнесмена (вспомним мой совет папе сделать два пианино…)
Университет мне дал все. Это и полезная информация, которую я получил через точные науки, и вредная информация, против которой я боролся, изучая всякие истории КПСС. Это тоже было полезно. Почему? Потому что там нужно было убеждать преподавателя в своей правоте и знаниях, то есть овладевать искусством убеждения. Лет пять-шесть после окончания вуза я занимался наукой. Мне повезло: удалось сделать диссертацию на том же самом, на чем я зарабатывал деньги и чем занимался на последних курсах университета. Такая преемственность нужна, чтобы чего-то добиться.
Еще аспирантом я открыл кружок по английскому языку, потом – языковую школу при городском центре «Досуг», располагавшемся в недостроенном здании. Тоже очень серьезная школа жизни: думаешь, когда у тебя деньги в кармане, ты можешь решать абсолютно любую задачу. И вот у тебя в помещении засорился унитаз, ты зовешь аварийную службу, спускаешься вместе с ней в подвал и обнаруживаешь отсутствие канализации вообще: унитаз был муляжом…
С точки зрения обучения непосредственно языку я придумал инновационную методику, это было как зажигалка в каменном веке. Я обнаружил в прокате советские фильмы на английском языке (один из них вообще был запрещен к показу – «Солярис» Тарковского; еще там были «Земля Санникова», «А зори здесь тихие»), записал на магнитофон аудиодорожки фильмов и по ним занимался. Как-то ко мне на занятие пришла Светлана Гураль, заведующая кафедрой ИЯ, впоследствии первый декан ФИЯ. И увидела ученицу, которая плачет от этого контента… Под воздействием эмоций, как известно, память работает лучше. Сказал тогда Светлане Константиновне: «На классических занятиях в университете заплакать можно, только если зачет не поставят».
Я хорошо помню азарт 1990-х, когда я из науки ушел в бизнес. Представьте: в 1980-е говоришь всем, что коммунизм XXI век не перешагнет, все окружающие крутят пальцем у виска, но ты вдруг оказываешься прав. И должен показать, что в этом мире чего-то стоишь… В физике я не мог сказать новое слово, но в бизнесе – мог. Я делал свои проекты на острие времени. Например, в Торговом центре «Графт» (при котором был сервисный центр, турфирма, юридическое бюро) оборудовал первый в Томске пандус, первым стал давать покупателям бесплатные полиэтиленовые мешки. Во всем мне хотелось сделать по-человечески. На английский же я только тратил: создал первую в Томске частную школу английского языка Exodus, из которой потом выросли все другие школы; девушкам, которые ей управляли, помогал техникой, мебелью, рекламой. Проводил за свой счет общегородские олимпиады, с большими призами. Конечно, перед своими партнерами показывал, что это реклама, может быть, перспектива следующего бизнеса. На самом деле мне это просто нравилось. Деньги – не самое главное…
Сейчас уже совсем другой этап в жизни, когда основной бизнес строится именно вокруг английского языка: несколько лет внедряю вместе с партнерами и ТГУ платформенные решения при обучении языкам с использованием искусственного интеллекта и разных других инновационных идей и подходов. Это смесь коммерции с мессианством, так как хочется и заработать, и оставить после себя что-то полезное и новое. Без качественной коммуникации с миром современный университет невозможен…
