Иран — четвертая в мире страна по запасам нефти. Поэтому нефтяник там – очень престижная профессия, и чем лучше у специалиста образование, тем больше перспектив у него в отрасли. Шадфар Давуди получил степень магистра в Технологическом университете Шарифа в Тегеране, лучшем техническом вузе своей страны, а в аспирантуру поступил в Томский политех, который выбрал в первую очередь из-за позиций в рейтинге QS. Рейтинги часто врут, но, как убедился иранец, не в этом случае: в далекой и морозной Сибири он смог заняться самыми «горячими» исследовательскими темами своей индустрии. Как Шадфар поверил в Томск, а Томск – в него, рассказываем в новом выпуске спецпроекта tomsk.ru.
Историю Шадфара слушайте в подкасте:
…На юге Ирана есть город Изе — жаркий, маленький, но исторически очень интересный (ровесник древних цивилизаций Персидского залива!). Местные жители, в основном, занимаются фермерством, выращивают рис. Там, в Изе, и родился Шадфар Давуди. Но сам регион «кормит» отнюдь не сельское хозяйство – буквально в 100 км от Изе находится одно из крупнейших месторождений нефти в мире — Ахваз.
«В Иране вся экономика зависит от нефти. Если ее не будет, наш уровень жизни будет совсем другим, поэтому профессия нефтяника очень важна, — рассказывает Шадфар. — Вторая востребованная и уважаемая профессия в Иране – медицина. Но к ней я склонности не чувствовал – с детства я хотел стать инженером, потому что мне нравилась физика и математика. И когда пришло время поступать в вуз, выбрал нефтяной инжиниринг. Ни разу не пожалел: на 3-4 курсе, когда начались специальные предметы, я прям влюбился в свою профессию! Если сейчас вернуться на 12 лет назад, ее же и выберу».
Степень бакалавра Шадфар получил в маленьком «нефтяном» университете в своем регионе, магистра — в Технологическом университете Шарифа (лучшем техническом вузе Ирана). Был признан лучшим студентом магистерской программы и даже получил патент на собственную разработку — антифильтрационный буровой раствор с использованием целлюлоидных микрочастиц. Перед перспективным молодым ученым, казалось, открыт весь мир… Но когда пришло время идти на следующую ступень образования (в российской системе это аспирантура и кандидатская диссертация по ее итогу, в зарубежной – степень PhD), Иран как раз накрыло очередной волной санкций.
«Когда президентом Америки стал Дональд Трамп, санкции в отношении нашей страны стали сильно жестче: я, как иранец, не могу получить визу, хотя, например, мои родные братья и сестры живут в Америке, — рассказывает Шадфар. — Чтобы просто пойти на интервью для студенческой визы в посольство Германии или Австралии, нужно было ждать от шести месяцев до двух лет. А у России с Ираном были хорошие отношение, визу можно было получить в течение 1-3 дней. Это была одна из причин, почему я выбрал Россию».
«Другой причиной была цена образования: в России оно стоит дешевле, чем в США или Канаде, а на второй год обучения в аспирантуре я выиграл грант, и вообще стал учиться бесплатно. Ну и, конечно, важным было то, что Россия – нефтяная держава, здесь большой опыт в этой области, который может быть полезен мне как специалисту», — говорит Шадфар Давуди.
В 2017 году он приехал в Москву и три месяца учил русский язык в Российском университете дружбы народов. Поскольку в РУДН была только геология, а Шадфара интересовало бурение, он начал искать другие вузы для поступления на профильную специальность.
«Посмотрел QS (QS World University Rankings), увидел, что в Томском политехническом университете есть Инженерная школа природных ресурсов с хорошим рейтингом, что там есть нужная мне специальность «Технология бурения», поэтому решил приехать в Томск, — вспоминает Шадфар. – Сразу скажу, что рейтинг в QS оказался настоящим – я нашел ТПУ действительно очень хорошим университетом. Что касается самого Томска, то я знал только то, что он находится в Сибири. А про Сибирь я знал с детства: когда у нас было зима (тогда я считал это зимой!) и температура опускалась до +10, взрослые говорили: «Холодно, как в Сибири!».
«В день, когда я прилетел в Томск (в конце февраля 2018 года) было -30. Я вышел из самолета, мороз сразу ударил в лицо, и первый вопрос, который я себе задал: «Почему я выбрал именно сюда приехать?!», — улыбается Шадфар. — Первая зима была особенно тяжелой – я не знал, как правильно одеваться. А сейчас люблю зиму, могу даже в минус 35-40 пойти на улицу – потому что русские друзья подарили мне валенки! Нравится гулять в снег – он так успокаивающе хрустит… Очень хочу научиться кататься на коньках, но боюсь — прошлой зимой мой коллега упал и сломал руку. А мне очень важна рука, особенно в последний год аспирантуры, когда надо много писать!».
Впрочем, свое знакомство с Томском Шадфар все равно вспоминает тепло – в первую очередь, из-за людей. В отличие от Москвы, где прохожие постоянно спешат и не каждый остановиться, чтобы показать дорогу, в Томске все старались помочь.
«Люди здесь очень-очень добрые, особенно когда видят, что ты иностранец и не знаешь русский. Помню, однажды я заблудился, хотя посмотрел GoogleMaps, и одна девушка минут пять со мной ходила, чтобы найти нужное здание», — говорит Шадфар.
В самом университете незнание русского языка не было проблемой – многие вокруг говорили на английском. Однако учить русский Шадфар все равно продолжил – надо же общаться в быту! Когда он первый раз шел на языковые курсы в 19-й корпус (они находились на третьем этаже), увидел флаг Heriot-Watt – британского вуза, одного из топовых в мировой нефтегазовой индустрии. Как потом оказалось, совместный центр двух вузов – Центр Хериот-Ватт – размещался на втором этаже того же корпуса.
«Я удивился: не знал, что в Томске есть Heriot-Watt. Первый профессор, которого я здесь встретил, был Виталий Павлович Меркулов — не только очень чуткий и отзывчивый человек, но и лучший специалист в геофизике, с которым мне приходилось общаться. К сожалению, в прошлом году Виталия Павловича не стало, но память о нем останется со мной навсегда. Именно ему я показал ему свои документы, характеристику от своего профессора в университете Шарифа. И он пообещал мне устроить встречу с директором Центра Валерием Рукавишниковым, ее назначили на 16 марта – еще месяца не прошло, как я приехал в Томск», – вспоминает Шадфар.
В назначенный день Шадфар пришел к Рукавишникову на интервью…
«Валерий спросил меня, где я учился, я ответил, что в Шариф-университете (в англоязычной магистратуре). Он сказал: «Это хороший институт!». Я удивился, что он его знает. Оказалось, что Валерий получал PhD в Шотландии в Heriot-Watt University, встречал там студентов из моего университета, — говорит Шадфар. – Я также рассказал, что в Тегеране работал ассистентом преподавателя: проводил лекции и практические занятия по геофизическим исследованиям скважин (ГИС). И Валерий внезапно спросил меня: «А можешь ли ты преподавать ГИС на английском в нашем центре?».
Шадфар с улыбкой вспоминает, что несколько секунд молчал – сомневался, ведь знать предмет – одно, преподавать его на другом языке – другое. Но все-таки сказал «да». Ему предложили подготовить пробную часовую лекцию для студентов с разным бэкграундом (в Центр Хериот-Ватт поступали на специализацию и математики, и физики, и химики, и геологи).
«Через две недели пришел на свою первую лекцию, думал, что там будут студенты. А в аудитории сидели сотрудники Центра Хериот-Ватт во главе с директором, — рассказывает Шадфар. — Я был в шоке, первые две минуты находился в сильном напряжении, ведь это специалисты, которые сразу увидят ошибку, если я что-то неправильно скажу. Но потом сам себе сказал: «Я тоже специалист, и я умею это делать», и провел лекцию. Мне задавали много вопросов, давали обратную связь по лекции – что хорошо, что плохо… А через два дня один из сотрудников Центра, доцент ТПУ Михаил Коровин, который задавал больше всех вопросов, написал мне: «Шадфар, мы хотим с тобой работать».
«Когда я учился в магистратуре, мне очень хотелось преподавать. Но в Иране в 27 лет ты не можешь стать преподавателем — считается, что это слишком молодой возраст, и с тобой никто не будет экспериментировать. А здесь, в Томске, меня спросили, что я умею делать, протестировали мой уровень, оценили потенциал и дали возможность сыграть желаемую роль. За это я очень благодарен», — говорит Шадфар.
Сейчас Шадфар Давуди – аспирант ИШПР и сотрудник Центра Хериот-Ватт ТПУ. Как ученый он занимается двумя темами: первая – разработка синтетических полимеров и наночастиц для использования в буровых растворах и повышения нефтеотдачи, вторая – применение алгоритмов искусственного интеллекта и методов машинного обучения в нефтегазовой индустрии.
«Помню, в 2019 году Валерий Рукавишников спросил, знаю ли я, что такое machine learning. На тот момент я не был знаком с этим направлением, но сказал, что готов учиться. Начал разбираться, прошел курс на английском и присоединился к команде – в нашей группе есть коллеги из Ирана, Канады, Шотландии. Это интересная и перспективная тема в нефтегазе, разработки на основе искусственного интеллекта помогут сэкономить много ресурсов. В своей работе я рассматриваю разные характеристики нефтяного резервуара, его геологию и параметры бурения. Они поверяются в лаборатории, но также мы можем предсказать их, используя машинное обучение. Например, во время бурения скважины нам необходимо своевременно знать литологию, чтобы избежать проблем, возникающих при бурении, и выполнить оптимизацию соответствующих процессов. Именно здесь можно использовать глубоко проработанную модель машинного обучения, чтобы предсказывать литологию во времени, применяя доступные буровые и геофизические данные. Я думаю о том, чтобы продолжить эти исследования в докторантуре. Очень рад, что в Томске могу заниматься тем, что мне по-настоящему нравится. Это важно для каждого человека».
