Студенческие годы – одна из вех, определяющих жизнь человека, а общность по отношению к вузу – повод для гордости. Где бы ни оказались выпускники Томского госуниверситета, какой бы профессиональный путь не выбрали, Томск для них – alma mater. В третьем сезоне проекта «Выпускники ТГУ» мы собрали истории, как учились и с чего начинали люди, связавшие жизнь с предпринимательством и IT.
Любители российской фантастики наверняка знакомы с именем «Юлий Буркин». Это автор романов «Цветы на нашем пепле», «Бриллиантовый дождь», «Звездный табор, серебряный клинок», совместной с Сергеем Лукьяненко трилогии «Остров Русь», переводов на русский текстов песен группы Beatles, множества повестей и рассказов. Юлий живет в Томске, учился на филологическом факультете ТГУ. Нам он рассказал о студенчестве, Стругацком, журналистике, музыке и отцовстве.
«Ты что, с ума сошел? В Томске без высшего образования?»
Для меня большой сложности при выборе учебного заведения не было: отец всю жизнь проработал в университете, преподавателем на кафедре экономической географии. В ТГУ учились две моих сестры и брат. И я привык к ощущению, что это такое родное, близкое место. Но все равно поступил изначально не в ТГУ, а в музыкальное училище по классу фагота на оркестровое отделение: хотел быть музыкантом.
Позже меня забрали в армию, там мне мысли о карьере музыканта отшибли. А я много читал с детства. И в армии в ночные дежурства на Узле Связи брал из армейской библиотеки книжки и читал ночи напролет. Все равно делать было нечего. Учиться больше не собирался, хотел по дембелю сразу пойти на работу. Но когда приехал, отец одноклассницы, встретив меня на улице, сказал: «Ты что, с ума сошел? Жить в Томске и не иметь высшего образования?»
В школе я учился на троечки, не любил ее и ностальгии по ней не испытываю. Но решил сделать одну попытку поступить в универ. Факультет филологии связан с книгами, а слово «журналист» красиво звучит. Вот я и попытал счастья на отделение журналистики филфака. Отслужившим в армии делали поблажки, и я как-то проскочил.
«Ревизор» наизусть
Я полюбил университет с 1 курса. И очень рад, что наше отделение на факультете образовалось совсем недавно, и будущих журналистов учили практически также, как филологов. Мы ходили на общие лекции по древнерусской и зарубежной литературе, «античка» и т.д.
У меня было свободное расписание: я рано женился после армии, и на 2 курсе уже был отцом двух детей. Потому посещал я только то, что нравится. Например, зарубежку не пропускал, а вот чисто журналистские дисциплины — частенько. Например, был курс «Тематика газетных выступлений» — о том, про что пишут газеты. Ответ-то простой — про все. И преподаватель Владислав Владимирович Губский, замечательный человек, часами перечислял нам реалии мира. Но он был лоялен, и если даже кто-то прогуливал, он и слова не говорил.
Запомнилась Вера Михайловна Яценко, преподаватель зарубежной литературы, Владимир Михайлович Костин, он читал нам древнерусскую литературу. Сейчас он достаточно известный писатель томский, а тогда вел себя с нами больше как старший брат, а не преподаватель. Геннадий Раков – декан – читал фонетику. Вроде, скучнейшая дисциплина, но мы ходили на его пары, как в театр.
Александр Сергеевич Янушкевич — совершенно изумительный знаток Пушкина и Гоголя. Он однажды вел у нас занятие вечером, и вдруг электричество отключилось. Наступила темнота, мы писать не могли. Он сказал тогда: «Вы хоть прочитали «Ревизора»?» Мы такие: дааа (вяло так). «Ну, и как?» «Нуууу…» Он говорит: «Раз нормального занятия не получается, я вам вслух «Ревизора» прочту. Наизусть». И прочитал – на память, да так, что мы там все под партами ползали от хохота, и только тут прочухали, что это за гениальная комедия. Когда в школе сам читаешь – не понимаешь этого.
Магия бумажных книг и Девятый в библиотеке
Мы часто, когда случались «окна», бывали в кафе «Молодежное», попивали там винцо. Я обожал научную библиотеку. Я был женат, но периодически влюблялся в однокурсниц. А ведь это был филфак, и их было много. Они все по вечерам сидели в библиотеке, так что можно было подсесть поговорить то с одной, то с другой…
Парни выходили курить на лесенку. И там я познакомился с человеком по прозвищу «Девятый». Такой дядька в годах, который там работал. Как-то курили и спросили, почему у него такое прозвище. Он рассказал: «Да я в 1937-м вышел за продуктами. Перед магазином стояла милицейская машина и несколько человек перед ней. Милиционеры их стали считать до восьми дошли, а я мимо проходил. Меня подозвали, сказали: запомни, ты — девятый. Я говорю – ладно. И меня в машину посадили. И всё. Видимо, доложили уже, что девятерых арестовали, а кто-то сбежал». Он лес валил, всю войну на зоне провел, вернулся уже после. При этом довольно веселый был дядька. Все бывают веселыми, когда прошли какие-то передряги и остались живы.
Бумажные книги я всегда любил, завораживали хранилища. У меня сестра старшая работала библиотекарем, и я еще в 5-6 классе к ней на работу приезжал и мог попасть в любые хранилища, находил там фантастику, сказки в единственном экземпляре, которые никому на руки не давали. Сейчас-то я привык к цифре, ведь сам пишу на компьютере.
Я понимаю и тех, кто выкидывают книги, и тех, кто любит бумажные версии. Например, моему 12-летнему сыну полюбилась «Драконья сага», там 17 томов и они все у него есть. Все свои карманные деньги на них тратил. Ну а я докупил то, чего недоставало.
Вызов себе
Я помню библиотеку Дома Ученых. Туда мы ходили с одногруппником и другом Тимуром Волковым со списком необходимой литературы для чтения, там у него тетя библиотекарем работала. Мы набирали мешка два книг и приносили домой — читать. Делили пополам и друг другу пересказывали. И когда читаешь – часто возникало ощущение, что что-то не так, надо как-то по-другому. На третьем курсе возникло это ощущение вызова: давай, напиши сам, раз такой умный.
Что писать? Фантастику, конечно. Я ей увлекался больше всего. Сел, стал писать и обнаружил некоторую свою несостоятельность. Но продолжил писать «через не могу». Дописал, дал отцу прочитать – ему понравилось. Однако я сделал самый неправильный ход: взял зарубежную действительность. Англия, сплошные Джоны вокруг, убийство, наркотики… Куча ерунды. Хотя некоторым, кому я давал почитать, нравилось. Я послал готовую повесть в несколько журналов и издательств, мне везде дали отбой. А вот из журнала “Техника молодежи” ответили, что повесть им показалась слабой, но во мне они увидели какой-то потенциал. И пригласили на семинар молодых писателей-фантастов в город Дубулты, это Юрмала. Я в тот момент уже работал журналистом в газете «Молодой ленинец». С неохотой, но согласился. Еще нагло спросил: «Зачем к вам ехать-то»?.. А между тем там с участниками работал Борис Натанович Стругаций, Сергей Александрович Снегов, Михайлов, Пухов…
Я туда поехал и увидел большое число людей, таких же, как я: им не было 30, при этом они здорово писали, намного лучше, чем я. Я с ними сдружился и со многими дружу до сих пор. Потом жизнь была подчинена общению с этими людьми, старанием не ударить в грязь лицом перед ними, догнать и перегнать.
Как сделать так, чтобы твою повесть прочитал Стругацкий
Когда я написал повесть, которую до сих пор считаю хорошей – «Бабочка и Василиск», захотел, чтобы ее прочитал мой первый авторитет Борис Натанович Стругацкий. С ним лично я как раз в Дубултах пообщался, имея такую лазейку – хочу сделать интервью для газеты. Встретились с ним, посидели, поговорили. Очень много мне интересного сказал. Например, я спрашиваю: «Борис Натанович, вы говорили на встрече с семинаристами, что текст надо сокращать беспощадно, не жалея…» «Да, потому что если у вас появилась мысль, что без чего-то можно обойтись, значит, это лишнее». «Но ведь так можно досокращаться до того, что ничего не останется!» «Ну, и прекрасно». Я позже понял, как он был прав. Толстой говорил «Можешь не писать, не пиши». А это просто следствие: «Если все же написал, но можешь сократить, сократи или даже уничтожь».
Когда домой приехал, выпустил интервью с длинным названием: «Что, Борис Натанович, трудно быть Богом?» «Ох, трудно». Здоровенный материал на разворот. Я взял его сложил, положил в конверт, взял рукопись своей уже готовой повести и положил в тот же конверт. Борис Натанович меня просто предупредил, что сам корреспонденцию не читает, отдает семинаристам, а они ему уже стоящие экземпляры показывают. Одну рукопись из десяти.
Я подумал: не хочу, чтобы меня оценивал кто-то другой. Заклеил конверт, а на него наклеил вырезанный заголовок. Понимая, что не станут семинаристы вскрывать, ведь, если это напечатано – значит, это вырезка из газеты или журнала. Если так – то это что-то важное, личное. Отправил. Так и оказалось, он вскрыл конверт сам.
Потом мне рассказывал один из новых друзей – Стругацкий пришел к началу семинара и пачкой бумаги хлопнул об стол: «Вы тут сидите и по капле выдавливаете из себя Стругацких, а тут пацан из Томска прислал повесть, в которой ничего от Стругацких нет, но она очень хорошая». Они глянули на первую страницу: «А! Так это же Юлик!..». И с этого момента наглого и начали меня печатать.
Неуютно от того, что ты уже все написал
Я всегда занимался литературой и музыкой параллельно. Писал свои песни, но это не было востребованным, а вот прозу печатали, платили деньги. Сейчас, правда, это уже не так. Я частенько воспринимаю себя как памятник самому себе: вот про меня есть статья в «Википедии», вот есть моя страничка на сайте «Русская фантастика» и т.п. Все знают – есть такой писатель… Но в то же время ощущение, что это никому не надо. Тиражи книг минимальные, гонорары – соответственные. Лет 10 назад я думал, это что-то со мной не так, но приехал на какой-то фестиваль и обнаружил, что в таком же положении большинство моих коллег.
«Издателям нет смысла делать большой тираж: только выйдя, книга появится на десятках пиратских сайтах. Чтобы не потерять доходы, издательства предприняли «антикризисные меры»: они обеспечивают нескольким своим самым топовым авторам юридическое сопровождение, и их пираты не трогают. Их же издательства и рекламируют. Авторы менее популярные — иногда менее талантливые, чаще менее раскрученные, «на любителя», предоставлены сами себе».
Как-то раз пошел в баню, стою там голый. Подходит ко мне дяденька с тазиком. Говорит: «Вы — Юлий Буркин?». Я говорю: да, а что? «Ну надо же! Такую звезду встретил и сразу голым!» (смеется). Оказалось, он давным-давно читал мою повесть в каком-то журнале, и там моя фотка была. Он меня запомнил и удивился, что меня узнал. Тяжела жизнь звезд, рано или поздно их все равно голыми встречают. Слава Богу, что я не звезда.
Иногда чувствуешь себя не очень уютно от того, что ты уже ничего не можешь сказать такого, чего еще не написал, и ты повторяешь написанное, как попугай. Неприятное чувство на самом деле. Но время от времени жизнь подкидывает новые темы и поводы.
Если честно – я себя сейчас позиционирую, прежде всего, как отец. У меня младшему сыну сейчас 12 лет, есть 2 старших, у них у самих дети. Так получилось, что я когда я разошелся с первой женой, я сам воспитывал сыновей. Теперь разошелся со второй и снова воспитываю сына сам. Видно, судьба у меня такая. И вот это – заниматься сыном — самое главное для меня. А для этого надо зарабатывать. Я, например, как журналист пишу юбилейные книги или участвую в их создании. Выступаю с концертами, и там что-то-то платят. Преподаю. А недавно случилось написать для одной компании сценарий компьютерной игры. Про драконов, сочиняли с сыном вместе. При этом нужно было, чтобы это никак не перекликалось с его любимой «Драконьей сагой».
Сейчас в издательстве находится книга из разных историй жизни, называется «Просто насыпано». Думаю, скоро в Томск придет часть тиража, устрою презентацию.
Интервью записано 27.02.2022
