В мае в Томске закончились большие гастроли, в рамках которых со своими спектаклями приезжал Хабаровский театр юного зрителя. Вместе с ними приехал режиссер и актер Виталий Федоров. Он — номинант на «Золотую маску», жил и работал над спектаклями в Москве, отказал, когда его просили остаться, и вернулся в родной ТЮЗ. Автор множества документальных фильмов и спектаклей на острые, а порою и скандальные темы.
Tomsk.ru поговорил с Виталием о провинции в головах, псевдодуховности в спектаклях и о том, почему устаревшим театрам лучше умереть. Это история одной профессии, но обо всем по порядку.
ГАСТРОЛИ — ЭТО ВСЕГДА КЛЕВО. Артисты вообще всегда живут фестивалями и гастролями. Играть повседневный репертуар — это рутина. А вот гастроли — это всегда смена обстановки.
У НАС СЛОЖИЛИСЬ РАЗНЫЕ МНЕНИЯ О ТОМСКЕ. Нам с женой очень понравилось. Хабаровск же молодой город, ему 157 лет, ну а Томску больше 400 лет. Ему больше, чем истории всей Америки. У нас нет таких красивых деревянных зданий, а некоторые из них старше Хабаровска.
Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ДОЛЖНО СЛУЧИТЬСЯ, ЧТОБЫ Я УЕХАЛ ИЗ ТЮЗА. Если мне только где-нибудь дадут главного режиссера, чтобы я совсем разошелся в экспериментах. И то я, наверное, задумаюсь. Хабаровский ТЮЗ — это уникальное место, наш худрук Константин Кучикин дал мне карт-бланш на все. На малую сцену, на большую, на эксперименты.
В СТОЛИЦЕ ПРОИСХОДИТ ВСЕ. Там случается как суперкипучая творческая деятельность, так и полный застой. Я много кого смотрю в Москве, много кого знаю. Там много разной движухи. Но все зависит от человека, если появляется кто-то, притягивающий к себе творческих и ищущих людей, то там и жизнь. Сейчас в Томском ТЮЗе есть сразу два Димы, которые помогут обогнать даже столичные театры на какой-то дистанции.
ПРОВИНЦИЯ ТОЛЬКО В ГОЛОВАХ. Если ты думаешь, что тебе далеко до Москвы, то ты сам периферия и провинция. Все, тогда ты и будешь делать средние вещи. Провинция — в головах артистов, которые не понимают, зачем на сцене маты или зачем говорить о политике. Все зависит только от художника, который готов высказываться.
ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ ТЕАТР — ЭТО ВСПЫШКИ. Яркие театральные события, единичные и думающие. Мы в оппозиции к рутине, застою, к старым нерабочим театральным средствам. Молодой и орущий театр.
ЛАБОРАТОРИИ — ЭТО САМАЯ ВЫГОДНАЯ ФОРМА ДЛЯ ТЕАТРОВ. Она дешевая и простая. Театр объявляет лабораторию и дает возможность молодым режиссерам заявить о себе. Они приезжают, бесплатно работают, создают с артистами эскиз. В таких лабораториях рождается очень много интересных идей, появляется много режиссеров. И для труппы это тоже классный тонус. Ведь потом эскизы могут доделываться в полноценные спектакли.
Я — ПЕССИМИСТ. Так что будущее регионального театра вижу как отток денег и мозгов. И все это будет приводить к упадку. До тех пор, пока не будут рождаться какие-то вспышки, которые тоже уедут.
НО ЕСТЬ И ОПТИМИСТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД. Увеличатся дотации, на которые люди будут приходить не как на кормушку, а к ним придут действительно талантливые люди. Будут появляться грамотные менеджерские лаборатории, привлекающие средства в регионы, а мы будем эти региональные точки развивать и увеличивать. Тогда театр воспрянет и даст вторую жизнь регионам.
СЕЙЧАС ВАЖНО РАЗРУШАТЬ КУЛЬТУРНУЮ ЦЕНТРАЛИЗАЦИЮ. Только культура может оттягивать на себя внимание к регионам. Культура в регионах должна защищать саму себя, иначе все умы и таланты будут уезжать. Только кажется, что невозможно остановить этот маховик рутины.
ТЕАТР ДОЛЖЕН ВЫХОДИТЬ ЗА ПРЕДЕЛЫ ТЕАТРА. И уже очень давно. Это все делают. В том числе в регионах.
ЛЮДЯМ НУЖНО ВЫСКАЗЫВАТЬСЯ. Людям нужно самореализовываться. И молодежь готова делать это без денег. Ведь все, что нам нужно, как говорил Цой, «место для шага вперед». Он сейчас, как никогда, жив.
ЛИЧНОСТЬ НЕ ПРОСНЕТСЯ, ПОКА НЕ СОПРИКОСНЕТСЯ С НАСТОЯЩЕЙ БОЛЬЮ. Поэтому я начал делать спектакли против абортов, про псковских Бонни и Клайда. Я включался сам и включал зрителей. И многие орали, что это чернуха, что это боль. «Я иду в театр, чтобы каблуки надеть, чтобы коньяк выпить!» Да, одна из функций театра — развлекательная. Но мне это неинтересно, потому что мы должны проснуться. Потому что точка невозврата уже где-то позади.
С ЦЕНЗУРОЙ У МЕНЯ РАЗГОВОР КОРОТКИЙ. Есть кантовское: «Моральный закон во мне, и звездное небо надо мной», и все. Поэтому для меня мат или жесткие высказывания — это естественно. Я пять лет занимался театром осознанности. Сам к этому шел и хотел включить зрителя. Иногда нужна шокотерапия, иногда нужно поставить людей в неудобные условия, чтобы они «проснулись». «Как родиться человеком и не облажаться» — такой у меня слоган когда-то был.
ГЛАВНОЕ — НЕ НАВРЕДИТЬ ДРУГОМУ. Я делаю документальные спектакли, и мне начинают доверять люди, рассказывая слишком личное, я их останавливаю. Я рад, что помог человеку почувствовать себя свободным, это намерение нужно сохранить, это круто. Но я же уеду, а этого человека потом за сказанное могут убить. Поэтому я историю этого человека максимально прячу и делаю ее художественной.
Я НЕ ПИТАЮ ИЛЛЮЗИЙ, ЧТО Я ДУХОВНЫЙ ГУРУ. Я просто чувак, который ищет своих, с кем бы мы могли колбаситься вместе.
РЕПЕРТУАРНЫЙ ТЕАТР МОЖЕТ ДАВАТЬ ТОНУС. Я два года в Москве занимался только лабораторным театром, и это круто. Но это не репертуар. Я не выходил играть спектакли. Можно было год репетировать и ничего в итоге не играть. А мой мастер говорил: «Ни дня без площадки. Каждый день нужно встречаться со зрителем». Репертуарный театр дает шанс играть и держать себя в тонусе, но при этом он убивает в тебе боязнь сцены. Тогда это становится фабрикой, где ты превращаешься в спящую корову.
УСТАРЕВШИЕ ТЕАТРЫ ДОЛЖНЫ УМЕРЕТЬ. А из пепла возродится что-то новое. Ведь театр живуч, он никогда не умирает до конца, всегда есть какая-то молодая кровь. Им необходимо пройти путь постдраматического театра: все лаборатории, новые формы. Но другой вопрос: что делать, если все эти формы надоели?
МОЛОДОЙ ХУДОЖНИК ВСЕГДА ИДЕТ ПО ПУТИ «Я — ЕСТЬ». Ему нужно заявить о себе. Потом только начинается «есть я и Моцарт», потом «есть Моцарт и я», а в конце «есть только Моцарт». И первая стадия всегда эпатажная, и это нормально. Сначала идет провокация, и только после того, как художника заметили, он начинает думать о содержании, а не о форме. И здесь начинаются взвешенные и интересные эксперименты.
Я ОБОЖАЮ РАЗРУШЕНИЕ ПСЕВДОДУХОВНОСТИ ТЕАТРА. Это постмодерн, но очень наивный и необязательный. Режиссер может вложить в персонаж разоблачение самого себя. Я терпеть не могу морализаторство в театрах: мол, мы такие эмоциональные, духовные и умные. Но артисты уже давно не являются духовными или интеллектуальными лидерами. Можно найти в любом театре людей, которые понятия не имеют о Шекспире или о Чехове. Нет там глубины никакой. Они так же необразованны, как и все, мы все на одном уровне. Но мы делаем вид, что очень духовно развитые. Я пишу плохо, если бы не автозамена в телефоне, то совсем беда. Но у меня нет иллюзии, что я сейчас кого-то чему-то научу.
Я МНОГО ЧЕГО НЕ СМОТРЮ. Я ВООБЩЕ НАГЛЫЙ, УХОЖУ СО СПЕКТАКЛЕЙ. Жутко не люблю пошлость. Причем такую, махрового театра, где меня начинают кормить псевдодуховностью, чему-то учить. Если я вижу артиста и знаю, что он изменяет своей жене, обманывает детей, то, когда его персонаж начинает тебе моралите читать, я вижу, что режиссер не понял этого артиста. Но если видно, что актер этой ролью пытается молиться, чтобы стать лучше, как его персонаж, если видно реального человека, то тогда меня от этого за уши не оттянешь. Сразу ощущается эта борьба.
НИКОГДА НЕ БУДУ СМОТРЕТЬ ВРАНЬЕ. Терпеть не могу «мертвые» спектакли.
ГЛАВНОЕ ВЫРАЗИТЕЛЬНОЕ СРЕДСТВО У РЕЖИССЕРА — ЭТО АКТЕРЫ. У меня очень системный склад мышления, я даже когда актером работаю, то много чего придумываю. Поэтому очень ревностно отношусь к своим задумкам. Меня многие за это не любят, но я всегда отстаиваю свои идеи, потому что это мой спектакль.
Я НЕ ОЧЕНЬ ГЛУБОКИЙ АРТИСТ. Потому что я знаю действительно глубоких, с актерской природой.
ЧЕМ БОЛЬШЕ УЗНАЕШЬ ПРО ТЕАТР, ТЕМ БОЛЬШЕ ИЛЛЮЗИЙ ПРОПАДАЕТ. Сейчас я сразу вижу, кто какой артист. 95 % актеров, и я к ним отношусь, сильно не готовятся, не погружаются. Никто из нас не ведет себя как Макконахи или Бейл: не набираем и не сбрасываем вес для роли. Мы тут же поржали в гримерке и вышли супердуховные. Но есть суперпрофессионалы вроде Райкина, Миронова, у кого все идет от природы.
Я НИКОГО НЕ СУЖУ. Человек сам разберется, Бог сам разберется.
