8 декабря 1991 года было подписано Соглашение о распаде СССР и о создании Содружества Независимых Государств. «Беловежское соглашение» разделило историю нашего государства на «до» и «после». Разделило и людей, живущих в большой стране. Или объединило? На эту тему рассуждает наш автор Андрей Остров.
В спектакле по одной из пьес Евгения Гришковца, где рассказывается про жизнь уже немолодой, но и не очень старой семьи с обычными трудностями среднего возраста, у главной героини есть потрясающий монолог. Он начинается такими словами про мужа:
— Я живу с чужим человеком….
Зал в этом месте обычно ржет, потому что посмотреть спектакль пришли разные люди: старшеклассники, супруги, любовники, друзья…
— Ну,… в том смысле, что он мне даже не родственник… — продолжает героиня, и это правда удивительно.
Так и с нашим Союзом Советских Социалистических Республик: удивительно, как мы жили вместе с абсолютно чужими людьми. Некоторые из них даже не были нам родственниками в генетическом и ментальном смыслах.
Я же помню как в Ленинабаде (ныне Худжанд в независимом Таджикистане), нам с женой не советовали ходить в шортах и коротких платьях помимо центральной улицы. А если случалось, водители выражали свое презрение клаксонами, а на рынке один человек подошел и прямо сказал:
— Так нельзя ходить!
— Как нельзя? – не понял я, 18-летний.
— Э-ээээээ, — обреченно протянул человек и отошел, плюнув, слава аллаху, в сторону.
А когда мы ехали через Ташкент на поезде Томск-Андижан (был такой!), нам советовали не выглядывать в окна при подъезде к столице Узбекистана. Разбитый камнем стеклопакет в купе подтверждал – не стоит.
И какой-то узбек, которого я отшил близ вокзала от своей жены, возмущенно крикнул:
— Вали домой, в Россию!
Был 1989 год. Уже случилась резня в Фергане, русских уже не любили нигде на национальных окраинах.
В 1990 году мы работали в пресс-центре всероссийского пионерского лагеря «Орленок» на «Сборе-90»: комсомол и пионерия вместе думали, как жить дальше. Ничего не придумывалось. Но украинцы уже ходили везде группой с жовто-блакитным флагом и что-то такое спевали или галасувати. Мы, разгоряченные «пляхим вином» (из деревни Пляхо), шли как-то им навстречу и сибиряк с украинскими корнями, выросший в Узбекистане, Влад Халин вдруг начал громко, чтобы «хохлы» слышали, рассказывать известный анекдот:
— Петро, а ты знаешь, як ти клятие москали называют наше пыво?
— Як? – неслось со стороны желто-голубой компании.
— П-и-и-во! – издевательски тянул Влад.
— Стреляв бы их усих, — заканчивали молодые «незалежники» и мы мирно расходились. Кто-то ведь из них наверняка был недавно на Майдане, состоит в Правом секторе. Уже тогда было ясно, что мира не будет, потому что в огромной стране даже братья-славяне имели весьма смутное представление о реальной жизни друг друга.
Помню, как мы пацанами разглядывали в Севастополе на рынке какие-то подозрительно знакомые, но очень мелкие овощи, и наконец, решились спросить торговку, что это такое.
— Картопля, хлопчики, — ответила она. – А вы ж откуда?
— Мы из Сибири! – гордились мы…
— Бедные, — умилялась торговка. – Картопли в своей Сибири не видали….
А в Прибалтике, рассказывали, русских вообще за людей не считали и отказывались разговаривать на языке межнационального общения.
Скреплять такой союз, в отсутствие рыночных отношений, можно было только кровью, общей бедой и закрытыми границами. Поэтому распад СССР, который формально произошел в эти дни в 1991 году, был неизбежным, но ненужным. Так трижды женатый мужчина на склоне лет вдруг понимает: что разводиться и жениться снова и снова надо хотя бы для того, чтобы понять: жить нужно было с первой женой. Но сейчас-то уже поздно. Уже сказаны при разводах последние обидные слова, брошены обвинения, кое с кем дошло до потасовок, с кем-то удалось сохранить добрые отношения. Вдруг выяснилось, что деньги и рынок восстанавливают связи не хуже крови, общей беды и охраняемых границ.
Я как-то встречал «в нулевые» годы поезд Москва-Бишкек на Казанском вокзале столицы. Никогда, даже будучи во Фрунзе (Бишкеке) в 1984 году, я не был в такой густой толпе кыргызов.
Это в Москве мне двоюродная сестра с чисто русской фамилией, переехавшая в Москву из Алма-Аты (Алматы), мое желание встретить Новый 2008 год на Красной площади деликатно рецензировала:
— С ума сошел? С таджиками Новый год встречать хочешь?
Права была, поскольку, словами Трофима выражаясь, «и дворник, маленький таджик» вместо того, чтобы «с лопатой по двору кружить», в Новый год выползает из своих служебных подвалов на главную площадь столицы Российской Федерации в составе среднего размера дивизии.
Это в Москве на Юго-западе я слышал армянскую речь на улице чаще, чем русскую.
Мы распались в 1991. И оказались никому не нужны, кроме как друг другу. Прибалты, вот новость, зовут нас в гости и призывают покупать недвижимость на Рижском взморье. С белорусами мы вообще никогда не ссорились и втайне надеемся на российской пенсии уехать к ним, как в СССР-овское детство, только чтобы без дефицита и очередей. С Украиной, конечно, неудобно получается. Дело даже не в Крыме, который, давайте честно, каждый русский человек жалел, как жалеют несоразмерно большой подарок на чужую свадьбу, попавший к тому же в нерадивые руки. Дело в том, что мы с украинцами одной крови, одного генотипа – спросите любого генетика – и рассорившись до крови, мы совершили ужасное. Это такая ошибка, которую ни мы, ни разумные они, не простят потом себе никогда. Кто хоронил папу-маму, с которыми ссорился при жизни, меня поймет.
Молдаване! Гугуцэ все равно общий герой нашего детства, и вино у вас вкусное, хоть мы и не видим его.
Армяне, азербайджанцы — мы с вами и не расставались никогда. Грузины, помните, вы приезжали на прошлогодний Этнофорум, и мы все плакали в ЦК ТГУ, когда вы пели «Сулико», по-грузински, а потом по-русски?
Узбеки! Ваши грунтовые помидоры и лук все равно слаще наших тепличных. И тот паренек, который закрывает свой овощной ларек в 20.00 на 10 минут, на время намаза, ты знай, я подожду. Потому что ты доверяешь мне, а я тебе. Ты никогда не обманывал меня, и всегда честно говорил, что бананы сегодня не очень, а вот хурма – очень хорошая.
Туркмены и таджики, у вас там говорят, восточная деспотия, но и у нас, слава богу, не разнузданная демократия. Дворники вы или строители, неважно, главное, что не пьете как мы, сапожники.
Казахстанцы, я до сих пор не могу понять, почему первая деревня, которую встречаешь, пересекая вашу границу через российский Карасук, называется Успенка. Я уже не говорю о том, где вы учитесь, и чьи арбузы мы едим.
Кыргызы. Манас с вами, что толку от ваших тюльпановых революций? Откуда в сердце Средней Азии такая непреходящая, но каждый раз кратковременная любовь к либеральным ценностям?
Теперь не важно, кто старший брат, а кто вредная сестра. Нам не жить вместе, но и друг без друга не прожить. Просто потому, что мы соседи, историей усаженные когда-то рядом. Давайте не толкаться плечами и локтями. Как все родные люди, мы готовы стерпеть тычки непонимания от совсем чужих заокеанских людей, но от своих – обидно до слез.
Ельцин, Шушкевич и Кравчук, после того, как мы дружно на референдуме сказали «нет» развалу Союза, почти 25 лет назад подписали «Беловежское соглашение». Тем самым, они освободили нас от иллюзий, что можно и нужно доверять политикам. Так что давайте доверять друг другу.
Андрей Остров
