Живя в Дзержинском, могу сказать: люди, приехавшие сюда впервые, удивляются тому, что в небольшом селе есть немаленькое предприятие. «Фабрика «Царина»? А что там производят?», — в обязательном порядке интересуются неместные. А чего там только не производят! Это и тапочки, и сумки, и с недавних пор школьная форма… Но основную выручку «Царине» приносят мягкие игрушки, изображающие символ года. Пресс-тур по фабрике был организован в самый пик их производства: даже на проходной рядом с бабушкой-вахтером я увидела огромный мешок с обезьянами. Помимо несения вахты, пенсионерка занималась шитьем.
Насколько качественными получаются игрушки, одежда, обувь и прочая продукция томской фабрики, и с какими проблемами сталкиваются производители — об этом в нашем репортаже.
Старожилы Дзержинского помнят: с советских времен до 2000 года на этой фабрике делали конную упряжь. Но большой пожар уничтожил все производственные площади, и территория пришла в запустение. Тогда частным предпринимателям из Томска — семье Горбатенко — предложили выкупить это предприятие.
«Мы оставили персонал, наладили производство и параллельно стали развивать производство мягкой игрушки. Специализировались на крупных экземплярах, которые возить из Китая невыгодно. Постепенно игрушки трансформировались в сувенирную упаковку для кондитерских фабрик — рюкзачки, сумочки, в которые перед Новым годом упаковывают конфеты. В 2002 году мы по заказу выпускали 300 таких изделий. Теперь — почти полмиллиона. Клиенты есть из самых разных регионов — от Иркутска до Калининграда», — рассказывает заместитель директора фабрики Александр Горбатенко.
Постепенно вокруг игрушечного бизнеса формировались дополнительные направления. Для того чтобы набивать игрушки, нужно волокно. Раньше в «Царине» собирали с окрестных и не только фабрик — вплоть до Барнаула — обрезки синтепона. Полного кузова «Газели» сперва хватало на месяц, потом на неделю. Сейчас «Газель» синтепона на «Царине» уходит за два часа. Никакие фабрики не могут предоставить столько обрезков. Поэтому пришлось приобретать чесальное оборудование — из тюка волокна она расчесывает пушистую массу, холофайбер.
«Поставив этот станок, мы поняли, что еще чуть-чуть, и у нас будет готова линия по производству синтепона, который используется в одеялах, подушках, спальниках, мебели. А производя синтепон, пришли к выводу, что мы можем производить те же одеяла и подушки — так выделилось еще одно направление в работе фабрики. Теперь делаем теплые спальники — с наполнителем из шерстона. Это наше собственное волокно. 75 % его составляет натуральная шерсть», — продолжает Горбатенко.
Еще одна линия на «Царине» — производство сумок всех видов и размеров под заказ — для конференций, форумов и различных корпоративных мероприятий.
Тапочки — это тоже продукция «Царины». Тем, кто давно живет в Томске, знакомо название «ТОКО». Была такая обувная фабрика. Когда у предприятия возникли сложности, а прежний собственник потерял интерес к его развитию, «Царине» предложили приобрести это обувное предприятие. Итог — его выкупили, перевезли производство в Дзержинское, сохранили штат, добавили свои знания и каналы приобретения сырья — и томские тапки по-прежнему выпускаются и продаются. Причем, встретить их можно в самых разных регионах страны. Отличие от аналогов — все тапочки на «Царине» делают с использованием колодки, а не просто пришивают к подошве кусочек ткани.
А вот совсем новое направление — разработка моделей и пошив школьной формы. Ей на «Царине» занимаются лишь с этого года в порядке эксперимента, и пока школьная форма — мизерная часть производства фабрики.
«Поскольку продукция наша очень сезонная, мы всегда ищем возможность занять наше рабочее время производительно, чтобы оно приносило деньги, чтобы фабрика развивалась в каждый момент времени, когда она работает. Так как три года назад руководством страны была принята концепция, что школьные заведения должны использовать единый деловой стиль, мы приняли решение выйти на рынок одежды.
В прошлом году познакомились с хорошим конструктором одежды и начали сотрудничество. Плюс познакомились с человеком, который школьную форму продает уже третий год. Договорились, что он вместе с нашим модельером разрабатывает коллекцию школьной одежды, а мы ее отшиваем.
Проконсультировались по поводу тканей. Съездили в Китай в том числе, я там отобрал порядка 50-ти образцов тканей, из которых планировал шить. На них было заявлено разное соотношение вискозы и шерсти. Привезли их в Томск, сдали в лабораторию — проанализировать на вопрос содержания формальдегидов, воздухопроницаемости, влагоотведения и так далее. Оказалось, что ни один китайский образец не соответствует нашим техническим регламентам. Поэтому пришлось про китайское направление пока забыть. Может, мы в китайских одежных тканях еще плохо разбираемся и со временем найдем подходящие. Ну а пока у нас в запасе были еще брянский камвольный комбинат и минский. В конечном счете остановились на минском, проверили их ткани – все прекрасно подходит, и сшили эту коллекцию.
Цены ставили изначально такие, какими они должны быть при входе на рынок. То есть проанализировали продукцию всех конкурентов и поставили цены на 10-15 % меньше. Мы не ставили себе задачу получить большую прибыль — пусть ее будет меньше. Для нас важно выйти на этот рынок, научиться, посмотреть, как реагируют на нашу коллекцию, расцветки, как размеры сидят. Вроде бы, получилось неплохо».
***
60-70 % выручки «Царине» на сегодняшний день приносят именно игрушки. Образов, в данный момент обезьяньих, — десятки. Кто и как их придумывает?
«У каждой языковой группы свое представление о красивом. В Америке одни образы, в Японии другие, в Китае третьи. В Китае есть рынки, откуда нельзя привести ни одной игрушки в Россию: вы даже представить себе не можете, как они выглядят. Страшненькие — ужас. Но это в нашем понимании. А китайские дети от них восторженно визжат. И надо учитывать, что китайских детей — 750 миллионов, а наших — 50 миллионов. Так что говорить, что они не правы, не приходится. По-своему правы. Для них это красиво.
Но нам-то надо подстраиваться под вкусы российского покупателя. Причем, взрослого, потому что выбирают новогодние подарки, как правило, не дети, а родители. А у них в голове есть понимание образа, который они хотят подарить своим детям. Простой пример: когда дети включают какой-нибудь американский мультик, родители возмущаются: что за уродов ты там смотришь, давай найдем тебе хороший российский мультик. То же и про игрушки в качестве новогоднего подарка — что родителю кажется лучше по образу, то он считает лучшим для ребенка. И наша задача состоит в том, чтобы представить в своей коллекции такие образы, которые найдут отклик в сердце нашего российского покупателя.
Как мы их создаем? Мы в январе проезжаемся по китайским фабрикам, с которыми у нас есть дружба. Иногда и «шпионим» под видом покупателя — смотрим, у кого что есть. В очередной раз убеждаемся, какие у них уродливые игрушки, но кое-что глаз цепляет. Например, как они нос реализовали красиво, какая-то форма ушей необычная, глаза новые появились… Мы всю эту информацию запоминаем. Потом шерстим интернет. Допустим, забиваем запрос в поисковике — «обезьянки, картинки». В течение месяца весь этот объем информации сливаем к себе в компьютер. Потом берем эти фотографии, и начинается: это не нравится вообще — выкидываем. Оставляем то, что нравится, сортируем по группам и соединяем — рука оттуда, глаз оттуда, ухо оттуда, и вот так придумываем образ. Потом отдаем его конструкторам, они сшивают болванки, там еще что-то корректируется — давайте сделаем щеки побольше, нос поменьше и так далее. В целом на разработку коллекции уходит два-три месяца», — описывает процесс Александр Горбатенко.
На любой работе случаются производственные казусы. Когда речь идет о новогодних игрушках, казалось бы, курьезная ситуация может обернуться даже банкротством предприятия.
«Ни одна игрушка не существует без глазок и носиков. Раньше их для наших игрушек делали беларусы. Но возникла проблема. У нас порой уже все сшито — ждем только глаза от белорусов. Два месяца ждем. А это ведь не просто игрушки — это символы года. Они с 25 декабря в большом количестве уже вообще не нужны. Потому что после «обезьяны» пойдет уже «петух». А обезьяна снова понадобится через 12 лет. И если мы глаза ей вовремя не поставили, в общем-то вся эта обезьяна просто теряет свой смысл. Вот так одна маленькая пластмассовая пуговица может определить ход истории целого предприятия. В том плане, что мы глаза игрушке не вставим — не продадим ее — денег не получим и обанкротимся. Не дай бог, конечно, — смеется Горбатенко. — В итоге мы решили что надо глазки и носики делать самим.
Производство сложное, но нас это не испугало. Поставили бэушный станок по литью пластмассовой фурнитуры и наладили тампопечать. Бракованный пластик у нас идет во вторичную переработку, ничего не выбрасывается. Для разрисовки глаз тоже поставили специальное оборудование. Теперь за сутки мы сами делаем глаза для двух тысяч игрушек».
***
«Говоря о проблемах, могу сказать, что нам всегда катастрофически не хватало рабочей силы в виде швей. С ними у нас в регионе напряженка, — рассказывает Александр Горбатенко. — Много сил вкладывается в развитие инноваций, нано-бизнеса. Нет понимания, что не все готовы в нем работать, есть еще очень много людей, которые хотят работать просто ручками. Но, к сожалению, мотивация в швейных училищах так поставлена, что туда немногие идут.
Да и те швейные училища, что есть в Томске, выпускают не швей, а дизайнеров-модельеров. Причем, те, кто оттуда выходят, считают, что они будут как минимум на одной ступени с Карденом, Лагерфельдом. Но, поверьте, это совсем не так. Максимум, на что эти люди способны, это сшить что-то для себя. И не факт, что это можно будет растиражировать в огромное производство. А нам нужны поточницы — швеи-мотористки, которые просто нажали на педаль и сшили ровную строчку. Таких, к сожалению, мало.
Нам пришлось вспоминать, где у нас еще в советские годы работали швейные цеха, искать людей, которые там работали, и договариваться с ними, чтобы они к нам шли на работу. Так у нас появились цеха в Моряковке, Кожевниково и Юрге. В общей сложности во всех наших цехах работают порядка 150 человек. Непосредственно в Дзержинском — человек 50. Средняя зарплата у них — 20 тысяч рублей. Для сельской местности нормально, ведь работники тут же живут, в город не ездят, следовательно, деньги на проезд не тратят».
Еще одна проблема российского швейного производства — материалы и оборудование. Импортозамещение в этом отношении — перспектива весьма отдаленная.
«На сегодняшний день самые лучшие ткани делаются в Китае, — делится Горбатенко. — Другое дело, что 95% тканей, которые везут к нам в страну, дешевые и некачественные. В этом виноваты предприниматели, которые выбирают эти ткани в Китае. В принципе, весь мир шьет в Китае — и Италия, и Америка. Просто надо понимать, где, за какие цены и какие ткани ты покупаешь. Мы с дешевыми тканями не работаем, покупаем хорошие, потому что работать с некачественными тканями себе дороже и вообще очень трудно: она сыпется, не обтягивает, ползет, не сидит по фигуре и так далее.
К тому же, мы никогда не покупаем ткань в производственных масштабах, не опробовав ее. Бывая в Китае несколько раз в год, смотрим, какие новые ткани появились, и везем по три-четыре метра каждого образца. Этим мы отличаемся от всех остальных туристов, возвращающихся из Китая. Люди везут утюги, сумки, шмотки. А мы везем ткани — по 50 килограммов в чемодане, разных цветов, фактур и так далее… Меня таможенники в аэропорту всегда спрашивают: «Тебе зачем?». Я говорю: «У меня жена рукодельничает». Это меня как-то раз одна таможенница научила. Я ей начал рассказывать, что у нас проект, фабрика, первые в стране шьем фирменных «Смешариков» и так далее. Она говорит: «Для работы что ли? Забудь это слово, если не хочешь проблем. Говори, что это для жены». Потому что сказать «У меня фабрика игрушек» нельзя на таможне. Как только ты скажешь, что везешь эти ткани для работы, — все, сразу их отправят на временное хранение, растаможку, таможенную декларацию придется заполнять… В итоге месяц будут в аэропорту твои лоскутки находиться».
Что касается оборудования, есть на «Царине» и старенькие машинки «Подольск», и новейшие станки производства Китая и Кореи.
«Швейные машины с 1890 года не сильно претерпели изменения, за исключением того, что появился электрический двигатель, — поясняет представитель фабрики. — Старые машинки «Подольск» из металла сто очков вперед дадут современным того же класса — из пластмассы, непонятных сплавов, фольги и бумаги. Все это ломается. А эту настроил — и еще год к ней не подходи. Я одну такую машинку на три-четыре новых не поменяю.
Но мы очень быстро отслеживаем и новинки оборудования на рынке. У нас многие участки настолько автоматизированы, что один станок заменяет 50 человек. А на нем работают двое. И я могу только петь дифирамбы китайским производителям станков. У них есть свои недостатки, но у них прекрасная цена. Несомненно, лидерами по производству оборудования являются Германия, Япония и Корея. Но китайцы настолько изумительно научились копировать, настолько дешевле все это производить, что отпадает необходимость покупать станок за 50 тысяч евро, если можно купить его за 10 тысяч долларов. Или можно пять штук таких купить за те же деньги — пускай два из них сломаются, но остальные будут работать и производить в три раза больше чем один за 50 тысяч евро».
***
В России с начала этого года действует программа импортозамещения, и на «Царине» в стадии разработки проект по производству трикотажного полотна.
«Проект очень дорогой с учетом того, что цены растут и растут, — рассказывает замдиректора. — Общая стоимость реализации — около 150 миллионов. Тем не менее, площадка для реализации проекта уже готовится — помещения нашли, оборудование подобрали. Надеемся, что при удачном стечении обстоятельств начнем с конца этого года строительство нового цеха и в течение полугода запустим его. Планируем выпускать порядка 360 тонн полотна в год с возможностью увеличения до полутора тысяч тонн».
Полотно «Царины» будет использоваться и для одежды, и для игрушек. Причем, не только для собственного производства. В первую очередь руководство фабрики делает ставку на продажу тканей в другие регионы:
«Мы не зацикливаемся на местном рынке вообще. Мы здесь только находимся. Да, мы здесь родились, живем, работаем, у нас здесь родня, наши корни. А катаемся мы по всей стране и по всему миру».
Ирина Костина. Фото: Марат Хамматов
