Недавно мы узнали, что попасть в психбольницу — довольно легко. А вот легко ли выбраться оттуда, не потеряв в стенах «обители скорби» здоровье, волю к жизни, самоуважение и даже будущее? Да и можно ли нормально жить под бдительным присмотром санитаров? И кого звать на помощь, если больше никто не верит в твою нормальность?
На эти вопросы нам ответила Елена Геннадьевна Карташова, уполномоченный по правам человека в Томской области. Весь прошлый год омбудсмен и сотрудники аппарата уполномоченного посвятили изучению проблем жизни душевнобольных пациентов. Итогом проверок обращений, посещений больниц и бесед с пациентами стал 90-страничный доклад, в котором перечислено множество нарушений прав людей, считающихся сумасшедшими.
Каждый шестой
Елена Геннадьевна, насколько на самом деле многочисленна группа людей, которых можно отнести к пациентам врачей-психиатров?
Довольно многочисленна. Только в Томской области числится 36 тысяч человек, которые попали в поле зрение медиков и, так или иначе, обращались за психиатрической помощью. В 2014 году 6 383 человек обратились в медорганизации психиатрического профиля. Например, в Томскую психиатрическую больницу в том же году в недобровольном порядке попали 29 человек. А вообще эксперты говорят о том, что до 15 % населения, то есть каждый шестой, имеют те или иные проблемы с душевным здоровьем.
Точных данных об увеличении количества душевнобольных нет, но надо понимать, что нестабильная экономическая ситуация, политическая ситуация и неблагополучие в обществе могут повлиять на увеличение количества людей с проблемами психики.
В обществе существует стереотип, что психически нездоровые люди — какие-то безудержно агрессивные или опасные, и их надо изолировать. В большинстве случаев это не так. Это такие же люди с обычными проблемами. К тому же, никто из нас не имеет гарантии, что не окажется однажды в силу физической, психологической травмы или же возрастных изменений в числе этих больных.
К вам часто обращаются психически нездоровые люди или же родственники душевнобольных людей по поводу проблем, возникающих из-за психического заболевания или же нахождения в больницах?
Тут важно понимать, что к уполномоченному обращаются люди с различными заболеваниями по самым разным проблемам. Специального учета, кто и чем болеет, мы не ведем — разбираемся с проблемами. Однако обращения по проблемам психиатрической помощи, по поводу нахождения в психиатрических отделениях, психоневрологических диспансерах, а также обращения от родственников таких больных по поводу различных сложностей, связанных с болезнью, есть. Что удивительно, часто родственники больных ведут себя очень скромно, всячески стараются не афишировать болезнь родного человека. Иногда даже стыдятся этого факта.
Что означает термин «госпитализация в недобровольном порядке»?
Человек, страдающий психическим расстройством, может быть госпитализирован для оказания стационарной помощи без его согласия, если лечение невозможно вне больничных условий. И если есть хотя бы одно из следующих обстоятельств: он опасен для самого себя или для окружающих; он беспомощен, то есть не может сам удовлетворять свои жизненные потребности; если он останется без медицинской помощи, будет причинен существенный вред его здоровью. Это указано в законе, и при других обстоятельствах насильно лечить человека нельзя.
Решение о принудительной госпитализации больного должен вынести суд. К примеру, человек в остром кризисном состоянии может быть привезен в психиатрическую больницу, и врачи могут принять решение о его освидетельствовании и необходимости дальнейшего лечения. На это отводится 48 часов. За это время больница, врачи которой приняли решение о необходимости принудительной госпитализации больного, обязана подготовить пакет документов для передачи в суд, и в последующем решение о принудительной госпитализации принимается судом. И никак иначе. Просто так увезти человека и держать его в больнице не имеют права. И суд при принятии решения тоже руководствуется требованиями закона, а не одним только мнением врачей.
Получается, что в течение двух суток после помещения в больницу человек в какой-то мере беспомощен. И вы сами говорили, что до недавнего времени у людей, которые попадали в стены психиатрических больниц, возникали проблемы как раз таки на первых порах: они не могли связаться с родными, а также попытаться протестовать против помещения в больницу. В чем заключалась проблема, удалось ли ее решить? И были ли в Томской области случаи, когда пациенту удалось оспорить решение врачей о принудительном лечении?
Первое, что мы увидели при проверках психиатрических больниц: в приемных покоях не было телефонов организаций, куда можно обращаться за бесплатной юридической помощью. То есть люди, которых только-только привезли в больницу, не имели возможности как-либо возражать против врачебных решений, отстаивать свои права или же опротестовать решение суда о принудительном лечении. Мало того, что для пациентов не было доступной информации о юридической помощи, так еще и персонал больниц не владел этой информацией. То есть, на вопросы пациентов о том, к кому обратиться, иногда попросту никто не мог ответить.
После проверки в больницах Томска и Северска и интернатах в Шегарском и в Томском районах появились стенды, где указаны номера областного Государственного юридического бюро, которое по закону обязано оказывать бесплатную юридическую помощь пациентам, которые не согласны с принудительной госпитализацией (510-575). Эта организация, кстати, существует на территории Томской области достаточно давно и оказывает услуги определенным категориям граждан совершенно бесплатно (за счет средств областного бюджета).
В моей практике был случай, когда мужчина пытался опротестовать решение о принудительном лечении. Из Северска поступила жалоба: человек не мог получить информацию о том, к кому ему обратиться за юридической помощью, чтобы выйти из больницы. Мы выехали в больницу по жалобе, связались с нашим областным Госюрбюро. Кстати, у сотрудников этого бюро на тот период даже не было пропусков в Северск. Они оперативно оформили пропуск и уже дальше работали с пациентом. Правда, этому мужчине даже через суд не удалось оспорить решение о принудительном лечении, но своими правами он воспользовался. А вообще в России есть немало случаев, когда пациентам удалось в судебном порядке опротестовать решения врачей о принудительном лечении.
«Они не стесняются»
С какими проблемами еще сталкиваются пациенты психиатрических больниц и интернатов?
Проблемы у них вполне житейские. Например, в стационары психиатрического профиля долгое время отказывались выезжать нотариусы для заверения сделок. По закону, если нотариус заверил какую-либо сделку с человеком, который на тот момент не отдавал отчет своим действиям, то этот нотариус несет ответственность за «чистоту» сделки своим имуществом. Но я бы сказала, что нередко нотариусы проявляют чрезмерную бдительность, игнорируя абсолютно всех пациентов психбольниц, а это неправильно.
Есть ситуации, когда сами врачи говорят, что многие из пациентов находятся в дееспособном состоянии и осознают, что делают. Допустим, у человека есть некие расстройства поведения, но тем не менее он понимает, что такое гражданско-правовые сделки, и что происходит с его имуществом. Например, взрослый сын дает матери согласие на то, чтобы она от его имени приватизировала квартиру. Почему нельзя оформить доверенность, ведь он не потеряет имущество, а, наоборот, станет его собственником?
Нам удалось посодействовать в организации диалога между медиками и нотариусами и проработать схему действий в этом случае. Единственный вариант, если нотариус откажется совершать нотариальное действие с выездом в психиатрическую больницу, — это обжаловать его действия через суд. И суд признает, что нотариус действует неправомерно, после чего нотариус обязан будет заверить сделку. В каком-то смысле ответственность возьмет на себя суд.
Были и другие случаи. При проверке в одном из отделений больницы выяснилось, что всех психически больных пациентов подряд лишали возможностей пользоваться своими сотовыми телефонами. Это не совсем соответствует закону, так как врач имеет право ограничить только конкретного пациента в пользовании телефоном. Важно, что такие решения принимаются индивидуально, и доктор обязан обосновать свое решение. И такое решение тоже можно обжаловать. Мы же столкнулись с обратной ситуацией: абсолютно у всех пациентов были изъяты мобильные телефоны, они могли звонить строго в определенное время с поста медсестры. Но при этом могли и не разрешить позвонить, или медицинский работник слушал разговор, и тем самым нарушались личная и семейная тайны человека, гарантированные любому из нас. Прокуратура поддержала позицию омбудсмена о том, что всех подряд пациентов лишать права на пользование своим имуществом нельзя, это должно происходить «адресно» и должно иметь веские основания.
К тому же при посещении отделений больниц и интернатов в глаза бросаются мелочи, на которые и персонал, и пациенты уже и не обращают внимания. В большинстве случаев это пренебрежительное отношение к пациентам. Например, во время проверки в Шегарском психоневрологическом интернате мы увидели информационные стенды, листки с информацией на которых находились на высоте человеческого роста. А вот пациентам, которые передвигались в инвалидном кресле, а для таких в интернате есть целое отделение маломобильных пациентов, эта информация уже недоступна.
В душевых комнатах одного из учреждений, окна которого выходят на улицу, они не были закрашены, как в обычных больницах. На мои вопросы медики ответили: мол, больным все равно, видят их или нет. Но это же неправильно, очень мало кому действительно все равно, видят их или нет в ванной. Душевнобольные — такие же люди, многие из них могут испытывать стыд и смущение. Даже если они не все понимают, у них есть право на человеческое достоинство, и никто не должен его нарушать. Похожая ситуация и с туалетными комнатами: в некоторых отсутствовали перегородки между унитазами или двери на кабинках. Ни о каких условиях приватности просто не задумывались.
Во время проверок выяснилось, что в магазинчике, действовавшем при Шегарском интернате, продавались просроченные продукты питания. Причем продавец искренне удивлялась, и пыталась убедить нас, что мы ошибаемся, даже тогда, когда мы прямо указывали на «просрочку».
Еще одна женщина жаловалась на то, что сотрудники интерната, где она живет, не покупают ей того, что ей хочется. А хочется ей золотые сережки, причем с пенсии, часть которой она тратит на проживание в интернате, а часть так и лежит неиспользованной, у нее накопилась достаточная сумма, чтобы купить даже очень дорогое украшение. Поговорили по этому поводу с руководством интерната: такая покупка безвредна для пациента, и запрещать людям иметь личные предметы, украшения или одежду никто не имеет права, а пенсию пациентов опекуны просто обязаны тратить на пациентов. Есть немало случаев, когда человек умирает в интернате, а на его счете остаются сотни тысяч рублей, и если нет наследников, то эти деньги наследует государство. Так лучше при жизни истратить эти деньги на того, кому они выплачивались.
Вы сейчас говорите о случае, когда сотрудники интерната отказывались тратить деньги пациентов. Между тем, совсем недавно прокуратура выявила несколько фактов неправомерной растраты денег пациентов Шегарского психоневрологического интерната. До этого было уголовное дело о присвоении одним из сотрудников другого медучреждения недвижимости пациента. Вам удалось выявить такие факты во время проведения проверок?
Нам удалось установить, что в одном из учреждений опека должным образом не контролировала расход средств пациентов. Органы опеки не спешат этим заниматься, а в учреждении этот процесс не контролировало руководство. Например, если на пенсию одного пациента перед 8 марта купили несколько коробок зефира, конфет и с десяток палок колбасы, мы не можем сказать, что эти деньги были растрачены. Но неправильно, что соцработник передавал продукты пациенту один на один, без свидетелей и учета. И кто съел все эти продукты, тоже непонятно. Один человек просто не сможет столько съесть без вреда для здоровья.
В другом случае на пенсии пациентов покупали туалетную бумагу, зубную пасту и прочие предметы гигиены для всего отделения. Это — типичный пример того, как учреждение за чужой счет пытается решить внутренние проблемы. Более грубыми нарушениями, такими, как случаи присвоения недвижимости, занимаются правоохранительные органы.
На недавней пресс-конференции вы рассказали о том, что в некоторых учреждениях персонал, по сути, эксплуатирует пациентов, бесплатно пользуясь их трудом. Насколько распространена такая практика?
По трудовым правам психически больных людей есть много вопросов. И не все медики соглашаются, что привлечение к труду должно происходить на платной основе, или давать лечебный эффект, или же не происходить вообще. Но закон говорит о том, что если больной человек принимает участие в производительном труде, труд должен быть оплачен. Причем без какой-либо дискриминации, наравне со здоровыми работниками.
А между тем, мы выявили вопиющие факты в одном из учреждений, где прошла проверка силами аппарата уполномоченного: пациентов привлекали к труду, причем разнообразному — от помощи при погребении до обслуживания «лежачих» больных, что уже категорически запрещено законом, так как эти функции должен выполнять персонал больницы. При этом люди работали за катастрофически мизерную плату — всего 200 рублей в месяц. Даже заключенные, работающие в колониях, зарабатывают намного больше: средняя заработная плата в исправительных учреждениях составляет 208 рублей в день. При этом никаких жалоб от пациентов на такое привлечение к труду не поступало, а в учреждении и вовсе считали, что подобный труд пациентов — это нормально, и некоторые внутренние проблемы учреждения можно решать за счет душевнобольных людей.
В другом случае во время проверки медицинского учреждения, где лечатся душевнобольные, мы мимоходом увидели, как пациентов привлекали к переноске на носилках других пациентов. И всем казалось, что это нормально, просто в больнице не хватало санитаров… Я понимаю, что для физически крепких мужчин перенести носилки, может быть, и не проблема. Но это так же ненормально, как заставлять, например, таскать носилки пациентов-гипертоников.
Признать сумасшедшим заочно
Вы можете назвать самый сложный случай, в котором вам пришлось помогать душевнобольному пациенту?
Да. К нам обратилась молодая женщина из психоневрологического интерната, которая настаивает на восстановлении своей дееспособности. У нее непростая история: ей почти 30 лет, из которых больше десяти она живет в интернате. Женщина — сирота, воспитывалась в учреждении для детей с отклонениями в развитии. Но там ее готовили к жизни в социуме: учили считать, ходить в магазин, отправлять посылки и так далее. После выпуска из детдома она поступила в техникум и отучилась по специальностям «швея» и «штукатур-маляр». А потом органы опеки подали документы на признание ее недееспособной. Решение о недееспособности вынес суд, причем в этой истории есть необычный момент — психиатрическая экспертиза была проведена заочно, без обследования девушки в стационарных условиях. В итоге она переселилась в психоневрологический интернат. На тот момент она уже была беременна, и по ходатайству опекуна районный суд принял решение о проведении аборта и стерилизации. Молодая женщина знала, что происходило, но была испугана и думала, что так будет лучше.
Сейчас, спустя несколько лет, жительница интерната настаивает на восстановлении дееспособности. Детей у нее уже не будет, и она об этом знает. Также, когда ее признали недееспособной, она лишилась права на получение квартиры от государства как ребенок-сирота, и в случае выхода из интерната жить ей будет негде. Однако во время проживания в интернате женщина начала встречаться с дееспособным мужчиной, тоже из этого интерната, и они хотят пожениться. А для того, чтобы заключить брак и жить семьей, ей нужно быть дееспособной. Мы уже долго разбираемся в этой непростой ситуации. Может быть, восстановить дееспособность женщине и не удастся, но было бы правильным, если бы эту женщину обследовали в больнице как положено, а не принимали жизненно важные решения заочно. Конечно, окончательное решение в этой истории будет принимать суд.
Елена Геннадьевна, как за последние годы изменились условия в психоневрологических диспансерах и психбольницах? И что делать человеку, если он вдруг внезапно оказывается в сумасшедшем доме?
Если сравнивать с 90-ми или началом двухтысячных годов, то условия содержания в таких учреждениях изменились к лучшему: в отделениях больниц и помещениях диспансеров есть необходимая мебель, сделан ремонт, больных нормально кормят, а на случаи рукоприкладства жалобы практически не поступают. В некоторых больницах установлены видеокамеры, благодаря которым можно наблюдать за действиями персонала и больных, пациентам относительно доступна телефонная связь. При этом остается ряд проблем, часть из которых я перечислила выше. В целом основная причина проблем в специализированных учреждениях — это недоработки органов опеки и медперсонала, а также то, что пациенты не знают своих прав и законов, не умеют пользоваться механизмами защиты.
Необходим постоянный общественный контроль за состоянием дел в психиатрических больницах и интернатах. Нашему обществу не хватает развитых и действующих на постоянной основе организаций по защите прав пациентов — наподобие тех, что давно уже действуют за рубежом. Я уверена, что независимый и постоянный контроль за работой учреждений, за тем, как лечат и заботятся о больных людях, снизит количество нарушений. Я уже говорила, что от попадания в ряды людей с теми или иными расстройствами психики гарантий ни у кого нет. Сначала, когда на стендах в психиатрических больницах и психоневрологических интернатах повесили телефоны уполномоченного по правам человека, врачи предупреждали, что в приемную уполномоченного начнутся звонки чуть ли не о прибытии космодесанта. На деле ничего подобного не произошло: пациенты обращаются со вполне житейскими проблемами и в целом ведут себя как обычные люди.
Какая бы ни сложилась ситуация, нужно помнить, что любой человек находится под защитой закона, достаточно лишь найти людей, готовых защищать ваши права. Такие люди есть, ими могут быть и родственники, и сотрудники государственных служб, и представители некоммерческих организаций.
Беседовала с уполномоченным по правам человека Екатерина Бухтиярова
